 |
| |
Предыдущая Следующая
Прогулка до Трапезной была одной сплошной игрой с Дионисом. О милая, мудрая сестра Афина! Случайно ли ты выбрала этого загорелого чертенка-крепыша быть нашим поводырем в ту ночь? Подозревала ли ты, что наши сердца увидят в нем символ нашей собственной, безмятежной и дивной надежды? Мы посмотрели в глаза друг другу, взявшись за руки, на последней ступени, где тропа извивалась средь олив, и помолчали. Но электрический огонь передался через его крохотное тело в тело каждого из нас, и мы узнали, какое громадное счастье поджидает для нашей любви.
Тишина, в которой проходил обед, сияла шелковыми блестками. Трапеза длилась долго, очень долго, и каждый миг был наполнен литаниями любви.
Когда подали кофе, чары безмолвия нарушил сам Большой Лев.
- Сегодня ночью я отправлюсь спать в башню; поэтому вы, сэр Питер, останетесь главным в Доме Гостей! Ваши обязанности просты; если какой-нибудь скиталец попросит вас оказать ему гостеприимство, вам следует оказать его от имени Ордена.
Мы знали только об одном страннике, который мог явиться, и его визит был для нас желанным.
- A bright torch and a casement ope at Night
To let the warm Love in.
- Однако прежде, чем вы туда удалитесь, вам будет весьма полезно вместе с нами, раз уж вы открыли свою истинную волю, поучаствовать в вечерней церемонии Аббатства, которую мы каждую ночью справляем в Храме моей башни. Отправимся же в путь!
Мы последовали, рука об руку, по ровной, широкой и извилистой тропе, соприкасавшейся с потоком, искусно пущенным так, чтобы он бежал вдоль гребня хребта, что позволяло использовать его силу для вращения различных мельничных колес. Тени, сгущаясь, нашептывали нам в уши тонкие лирические вещи; ароматы весны сообщали нашим чувствам роскошные фантазии; закат расходовал для моря остаток алой краски, и окутанная пурпуром ночь уже начинала цвести гроздьями звездного цвета. Над вершиной холма висел перед нами золотой ятаган луны, и слабое сердцебиение моря едва раздавалось в тиши, словно орган в некоем заколдованном соборе пульсировал под пальцами Мерлина, перевоплощая однозвучную грусть бытия в безмятежный гимн невыразимого триумфального ликования, Te Deum* (*Тебе, Господи - лат.) человечества, празднующего свою окончательную победу над языческими ордами отчаянья.
Поворот тропы, и мы вдруг вышли туда, где в склоне холма образовалась котлообразная вмятина; на дне ее серебристо пенился ручей, протекая меж огромных валунов, величественно разбросанных по лону долины. Друг против друга, выступая из покрытых травою склонов, стояли три застывшие краснокаменные иглы; они горели еще ярче, потому что на них был выплеснут остаток багрянца, похищенный из кладовой заката; и поверх самой высокой из них вырастала на фоне горизонта, поражая своим видом, каменная колонна. Закрытый купол из мрамора, обрамленный у основания балконом, венчал округлую башню, со множеством бойниц, готических по виду, но украшенных геральдическими лилиями; и все это было установлено на восьми величавых колоннах, соединенных арками, задуманными как широкие окна. Когда же мы добрались до башни по змеившемуся ряду ступенек и мегалитическим камням, выложенными в горном склоне, мы увидели, что пол под сводами башни представляет собой сложную мозаику. В каждом из четырех углов стояло по каменному трону, а в центре находился восьмиугольный мраморный алтарь.
Предыдущая Следующая |
|
 |
|