 |
| |
Предыдущая Следующая
Когда я снова к ним подошел, людишки эти так и стояли, разинув рты от ужаса и изумления. Они последовали за мной через mauvis pas (опасное место - франц.) ни секунды не колеблясь. Видимо они решили, что все это магия или что-то вроде этого. Неважно что. Но они, по крайней мере, были уверены, что смогут пересечь опасный участок без вреда для себя, ведомые человеком, столь очевидно пользующимся протекцией горных богов.
Петушок стал белый, как смерть. Он с абсолютной ясностью понял суть анекдота. Ему было стыдно как мужчине, что он пребывал во власти слепого черного влечения. Он не верил, что Царь, на самом деле, рассказывал правду. Он думал, что этот тип рисковал своей жизнью, чтобы только заставить этих кули перейти на другую сторону. Казалось немыслимым, чтобы человек мог обладать такой абсолютной силой и уверенностью. Иными словами, он судил о Царе Лестригонов по себе. А о себе ему было известно, что он не первоклассный летчик. Ему льстило, что он пренебрегал столькими опасностями. Поэтому презрение Царя к тому, что люди именуют героизмом, его взгляд на неоправданный риск, как на простую животную дурость, резануло его точно как удар кнутом. Быть готовым их принять - это да. "Я жизнь свою в булавку не ценю".
Лам не испытывал восторга при виде крысы, загнанной в угол. Сделать себя полноправным хозяином в любом возможном положении - таков был его идеал.
Два или три раза Петушок пытался раскрыть рот; но так и не нашел слов. Царь Лестригонов подошел и взял его за руку.
- Наркотики - это тот самый склон горы перед нами, - сказал он, - и я - хитрый старый Экенштайн, а вы, соответственно, молодой амбициозный Царь. И я командую: "Стоп!", - и когда вы покажете мне, что смогли остановиться, когда возьмете себя в руки, и встанете на скате, смеясь, вот тогда-то я и покажу вам, куда идти дальше.
Какой-то извилиной мозга мы понимали, что человек этот неумолим. Мы ненавидели его той ненавистью, какой слабые всегда ненавидят сильных, но мы были вынуждены его уважать, восхищаться им, и по этой причине он был нам еще более отвратителен.
ГЛАВА II
БАБЬЕ ЛЕТО
Мы ушли в ярости и подавленном настроении, скрипя зубами. Какое-то время прогуливались молча. Неожиданно таксист предложил свои услуги. Мы апатично уселись в его машину, приехали назад к себе и тут же бросились каждый на свою постель. Мысль о ланче вызывала отвращение. Мы были чересчур расстроены и ослаблены, чтобы чем-нибудь заняться. Надежды на разговор не было, мы бы непременно поругались. Я впала в состояние бессонной муки. Мне сжигали мозг воспоминания о визите в студию. Воображение рисовало, как шипит мясо моей души, заклейменное раскаленным добела железом Воли Царя Лестригонов.
Я взяла в руки этот дневник. Записав все подробности, ощутила чувство облегчения.
Предыдущая Следующая |
|
 |
|